Двести Девяносто Шестой День Тринадцатого Года

Бухарест-Синайский в последний раз бросил придирчивый взгляд на свое отражение в медном колоколе, которым он давал сигнал к отправлению поездов.  В конце концов, начальник железнодорожного вокзала – это вам не Никонеллка какая-то, чтобы щеголять грязными штанами – он, можно сказать, лицо города, персона практически эталонная и... О боже!!! На второй пуговице третьего ряда сбоку виден отпечаток пальца! Имбирные пряники! И он, он едва не вышел в таком непозволительном виде на перрон! Едва не опозорил город! Где его шестьдесят четыре специальные бархотки для чистки пуговиц?

Собственно говоря, именно по этой причине Бухарест-Синайский появился на перроне имбирвилльского вокзала самым последним. «Странно, - подумал он, глядя на милый зеленый кустик с пасторальными белыми цветочками, растущий практически у самого входа в вагон. – Я не помню инвентарного номера этого зеленого насаждения... И потом - позвольте! Сейчас же осень?»

Кустик негромко, но с чувством выругался. Начальник вокзала нахмурился: «Безответственная она дама – эта бывшая королева Селедкина...» Ну правда: вот почему бы ей не выращивать герань или, скажем, интуитивно понятные помидоры? Нет, вечно выведет всякую дрянь – вот, скажем, ромашки, которые бегают за твоими пятками и сами гадают тебе, выкрикивая, кто именно тебя любит, кто именно не любит, а кто к сердцу прижмет. Он, Бухарест-Синайский, как только услышал от такого настырного цветочка, что «Никонелли ди Мамарацци своим назовет», чуть заикаться не начал. И этот странный кустик наверняка ее селекционное безобразие. Ишь ты, ругается он. А на перрон, между прочим, ходят дети!

Кустик захихикал и стал потихонечку отодвигаться назад. «Цок-цок-цок» - застучали каблучки. «Позвольте... – поднял бровь начальник вокзала. – По-озвольте... До чего же знакомое противное хихиканье... Опять же – каблучки. Да это же не кустик вовсе!! Никонелли! Никонелли, немедленно покиньте территорию вокзала!» Кипя праведным возмущением, Бухарест-Синайский скинул с ноги форменный штиблет и с оружием наперевес ринулся на нарушительницу.

К сожалению, нашей редакции не удалось выяснить причину последующих событий. Пфеффельки наперебой хихикают, что начальник вокзала просто поскользнулся, Кукушка же утверждает, что вся проблема в его носках в мелкие паровозики, которым захотелось немного покататься. Словом, Бухарест-Синайский неожиданно запнулся, взлетел в воздух, описал красивую правильную дугу и со всего размаха плюхнулся в весьма грязную лужу. Фонтан брызг с ног до головы окатил Никонелли ди Мамарцци, проявив особенную щедрость в районе белых... гхм... теперь уже не белых штанов. «Ах ты...» - начала было Никонелли, но икнула и замолчала. И мы ее понимаем: вид начальника имбирвилльского вокзала, от макушки до пяток заляпанного грязью, кого угодно лишил бы дара речи.

Пронюхинс,

специальный корреспондент по происшествиям «Имбирвилльского Вестника»

 

Перчик уехала в новый дом. 
Под махание рук, ручек, узелков, лап и лапок. 
А с собой она везет 
маленькое ситцевое солнышко: 
зря она, что ли, летела с потолка на пол? 
Вот в полете и добыла крохотное 
карманное светило, 
аккурат для одной вселенной любви хватит...

Журналисточка Птифур Ле Бонёр, 

еженедельный «Пфеффелькин дневничок»

 

Добро пожаловать на официальный сайт Имбирвилля:  http://gingervill.blogspot.ru/